Квартирные аферы… В Украине они превратились в самую настоящую эпидемию. И проворачиваются не только в крупных городах, где недвижимость стоит баснословных денег, а и в глубинке. В них на равных участвуют пронырливые бизнесмены, оборотистые соседи, воровитые нотариусы, бесстыжие судьи, «слепые» работники бюро технической инвентаризации, «глухие» следователи и зависимые от алкоголя люди. Вышеперечисленные лица обычно от подобных сделок-афер выигрывают: одни получают почти даром квартиру, другие — «баксы» в конвертике, а третьи — ящик водки… Есть и такие, чьей платой «за участие» становится ускоренный переход в лучший мир.

Страдают же от квартирных афер в большинстве своем простые люди, в особенности одинокие пенсионеры. И чаще всего потерпевшие от преступных манипуляций с жильем не могут добиться справедливости ни от правоохранительных органов, ни от судов.

Случаи, когда хозяева квартир нежданно-негаданно для самих себя переставали таковыми быть, есть и в нашем городе. Две пострадавшие женщины сейчас живут в городском территориальном центре для одиноких престарелых граждан, родственница третьего – 21-летнего юноши — пришла рассказать его историю в редакцию газеты. Ясиноватцы хорошо помнят и еще одну подобную историю, случившуюся в 2002 году при непосредственном участии работников горисполкома, с семьей Батиевских, когда у троих детей отобрали квартиру на вполне «законных» основаниях.

Валентина Федоровна Субботина осталась без жилья несколько лет назад. Вот что она рассказала:

— Пришла я однажды подругу навестить. А к ее соседу наведался Виктор. Заглянул к нам в дом и спрашивает: не знаете кого, кто собирается свою хату менять? Я возьми да и скажи, мол, есть у меня квартира, только на ней большие долги по коммунальным платежам. А жила я тогда в доме № 27 по улице Школьной.

Сказала так, и забыла. Даже и не предполагала, чем мои слова могут обернуться. Виктор с тех пор стал ходить ко мне, уговаривал, «на мозги капал». Говорил: буду, Федоровна, твоим опекуном. Приносил какие-то бумаги подписывать, как кота в мешке: мол, «так надо»… Если бы я видела глазами, то хоть прочитала бы, что подписываю! И посоветоваться было не с кем. Я ведь одна на белом свете, родственников нет. А с соседями не поделилась…

И к нотариусу меня сводил. Хотела подругу свою с собой взять, он не разрешил. Посторонние, говорит, не нужны. Зачем к нотариусу шла, толком и не понимала. Что мне там говорили, что я подписывала — не помню. Чувствовала себя, как в тумане.

Виктор взял свое, что называется, нахрапом. Как-то вышла я из дому по делам, вернулась, а он уже в квартире моей себя хозяином чувствует, обои ободрал. Пришла его сожительница: быстрей собирайтесь, Витя Вас к себе заберет. Перевез Виктор меня и мои вещи в двухкомнатную квартиру, сказал — одна комната моя. А позже просто выбросил меня на улицу.

Оказалось, квартиру я продала, выписали меня из нее без моего ведома, все документы у Виктора…. Что со мной было! Хоть под поезд бросайся!

Когда опомнилась, пошла в прокуратуру, в милицию. А мне говорят, что документы все подписаны мною, формально законы соблюдены. Но разве можно считать законными бумаги, добытые обманом?

Спасибо мэру Е.В. Ищенко-Гиллеру и директору территориального центра И.С. Евсюковой, что приютили в доме престарелых. Тепло, чисто, кормят, крыша над головой есть. Только все-таки это не в родном доме. Мне бы хоть одну, мою собственную, комнатку в десять метров!

А обидчик-аферист по-прежнему живет в Ясиноватой, безнаказанно ходит по улицам. Но я точно знаю, что была не единственной жертвой Виктора.

Валентина Петровна Машкина тоже сейчас живет в терцентре. Вот ее рассказ:

— Скоро два года, как тянется в судебных инстанциях мое дело. Квартира, из-за которой все началось, пока закрыта, до окончания судебных разбирательств. А мне негде жить.

Так получилось, что я осталась одна. Мужа похоронила, детей нет. Со здоровьем совсем плохо стало, перенесла инсульт. И уже не могла, как прежде, за собой и за квартирой ухаживать. Подумывала, может, найдутся хорошие люди, которые согласятся меня досмотреть, а после моей смерти квартира им достанется. Но спешить не хотела. И тут соседка подвернулась, Татьяна. Долго меня «обрабатывала». И речь всегда вела о договоре пожизненного содержания. Сначала я не соглашалась: у меня племянница есть, на нее и надеялась. А Татьяна не отступалась, все ходила ко мне с гостинцами. В конце концов так влезла в душу, что я ей поверила. Сама не пойму, как получилось: документы на квартиру, которые всегда от чужих глаз прятала, достала и спокойно ей отдала.

Одним словом, договорились, что соседка будет меня навещать, помогать – постирать, прибраться, за продуктами сходить… Что там по договору пожизненного содержания положено. Или взамен на то, что будет оформлено завещание на квартиру. Потом соседи решили по-другому: меня забрать к себе, а сына, тогда еще неженатого, переселить в мою квартиру: «Петровна, тебе у нас будет лучше. Теперь мы твоя семья».

Я ключи не отдавала. И Татьяна пошла на хитрость: «Пускай мой сын с невестой переночуют в твоей квартире, а ты – у нас. Молодежи хочется свободно пообщаться». После моего согласия и вечернего чаепития молодые взяли ключи и пошли ко мне. Утром я туда, а мои пожитки уже все упакованы, чтобы на улицу выносить. Ключи мне не вернули, а на второй день уже новую входную дверь поставили. Скоро и к окнам приступили. «Я сына пропишу в твоей квартире, а тебя — у нас», — рассказывала Татьяна. А мне больно было смотреть, как мои вещи выбрасывают.

К нотариусу меня все четверо привели, всей семьей. А со мной — никого. Хотела племянницу позвать, отговорили: «Зачем она нужна? Сами все решим». Никто ничего мне не объяснил. Подали бумагу: «Подпиши, не бойся, так положено». Читать я не могу, да еще и по-украински. Разволновалась. Прочитал нотариус договор, так я в этих делах мало что понимаю. К тому же расстроена была, чувствовала себя плохо. Как говорится, в одно ухо влетело, в другое – вылетело. Только хорошо помню, как нотариус сказал: выписывайте бабушку из квартиры поскорее. Дали мне копию договора, держу его в руках. Татьяна забрала, положила к себе в сумку, и мне не отдала. Так что теперь, кроме паспорта, никаких документов у меня нет.

Стала я в Татьяниной семье жить. На улице старушки знакомые спрашивают: как тебя, Валя, угораздило, как дальше будешь? А я не знаю, что отвечать.

Дальше – больше. Прописались в моей квартире без моего ведома и согласия новые жильцы. Узнав об этом, поинтересовалась у Татьяны: а меня где будешь прописывать? Мне в ответ – в доме престарелых. Молодая невестка подхватила: «Кто ты тут такая? Ты – бомжиха! Квартира уже наша». Так я и пошла по Ясиноватой болтаться. То земляки, спасибо им, приютили, то у племянницы пожила. Но ей и самой нелегко. По моей просьбе она меня в терцентр и привела.

Удивительно, как соседке моей все везде подписали, заверили? Как все по ее вышло? Мало того, в суде доказывает, что она мне за квартиру 85 тысяч гривен заплатила…

Вот так я доверилась «добрым людям».

Однако иногда защитить свои права и добиться правды не в состоянии не только одинокие пожилые люди, но и вполне грамотные представители более молодого поколения. Потому что, опять же, по документам, никакого нарушения законов не происходит. Даже при том, что материалы судебного дела и решение суда по делу о переоформлении квартиры на другого человека полны «липовых» сведений. О чем рассказала Виктория Павловна Бойко:

— Речь идет о квартире моей сестры. В восьмидесятом году она умерла, оставила троих детей – мальчиков девяти и четырнадцати лет, и девочку, которой было почти восемнадцать. Естественно, мы с мужем забрали детей к себе. Мальчишек усыновили, квартиру переоформили на совершеннолетнюю к тому времени племянницу. До 1986 года все дети жили со мной. А когда племянница вышла замуж, молодая семья перешла жить в отдельную квартиру. Естественно, документы на нее забрали с собой. В 1988 году родился мой внук Станислав. В январе парню исполнился 21 год. И его выкинули из квартиры матери, в которой он был прописан.

К сожалению, семейная жизнь у племянницы не сложилась. Муж оказался пропойцей, нигде многие годы не работал, постоянно ее избивал, даже был за это осужден на два года условно. Выгонял жену с сыном из квартиры и не пускал обратно. Они подолгу не могли там жить. Так что детства у Стасика не было.

Мальчик подрос, в 2007 году познакомился с девушкой, и решили они попробовать семейной жизни. Пошли в квартиру матери. Мы с мужем обустроили им там отдельную комнату, поставили замки. Но горе-отец не давал им покоя. Стал требовать деньги, к девочке приставать… Больше трех месяцев они не выдержали.

А в июне прошлого года подъехала ко мне машина, вышел из нее молодой человек, представился: «Я слышал, вы хотите выписать из квартиры отца вашего внука. Можно все сделать быстро. В машине сидит адвокат. Процедура будет стоить четыре тысячи». От сомнительной сделки я отказалась. Больше ко мне с подобными предложениями никто не обращался. Через несколько месяцев внуку понадобилась справка из ЖЭКа. Там Станислав и узнал, что в квартире 87 в доме № 11 в 102 квартале с недавних пор не прописан. 19 сентября 2008 года его выписали оттуда по решению Ясиноватского суда. И мама его тоже выписана, а ордер переоформлен на отца.

Конечно, мы страшно переживали. Стас с тех пор в постоянном шоке. Все время на взводе, твердит, что никому не нужен: «Родители украли детство, даже квартиру, и ту украли!» Я так и не могу привести мальчика в чувство. Куда идти, я не знала. Обратилась к городскому голове. Он посоветовал, как действовать дальше.

Недели полторы нам под разными предлогами не давали на руки решение суда: то напишите заявление, то пусть мальчик придет сам, то придите вместе с ним… Оказывается, свидетельские показания о том, что моя племянница с сыном в квартире не живут, давали родители молодого человека, который летом подъезжал ко мне с адвокатом. И живут они в том же доме № 11. Адрес, по которому, якобы, Стаса с матерью можно найти, на самом деле взят, что называется, с потолка, хотя отец прекрасно знал, где живут его сын и жена. Зато можно было со спокойной совестью написать в решении суда: «Вручити судову повістку відповідачам не представилось можливим, останні за місцем реєстрації не мешкають…»

Видимо, по молодости и неопытности судья, который вел дело, уступил моему натиску и показал материалы. И я сразу увидела, что просьбы рассматривать дело без них писали не Станислав с матерью: почерк чужой. А что же судья? Почти как в известном фильме: не виноватый я, мне так принесли. И предложил отменить прежнее свое решение и рассматривать дело «по новой». Я не согласилась – не доверяю ему. Все равно, чтобы избежать неприятностей, он постарается доказать, что был прав.

В судебном решении не только адрес сомнительный. Вызывает сомнения весь процесс судебного разбирательства. Со ссылкой на Жилищный кодекс Украины в решении суда записано: «Наймач та члени його сім’ї можуть бути визнані такими, що втратили право користуватись жилим приміщенням, якщо вони не проживали в ньому без поважних причин більш ніж шість місяців». А постоянные пьянки и побои главы семьи разве не достаточная причина? И как это суд установил, что «між позивачем и відповідачами немає неприязних відносин»? На основании липовых положительных характеристик на истца? А у соседей по подъезду не интересовались? А как же судимость и приговор за нанесенные жене побои?

Вывод напрашивается один: семья К. просто воспользовалась удобным случаем и заполучила по дешевке трехкомнатную квартиру. Вскоре после этого «суда» они, пообещав отцу Станислава купить дом в деревне, добились, чтобы он дал им доверенность на приватизацию квартиры. Потом по той же доверенности купили ее на имя своей дочери. В итоге, как хвастал сын К., квартира обошлась всего в две тысячи долларов.

Как же мы все-таки беззащитны перед проходимцами всех мастей! В наше время человек может в один прекрасный день прийти домой и узнать, что в его квартире живут уже чужие люди. Он столкнется с огромным количеством трудностей, ведь ему придется идти в суд доказывать, что он не продавал квартиру. А доказать это, говорят юристы, зачастую весьма проблематично. Особенно если обманутыми оказываются одинокие старики.

Может быть, стоит обратить особое внимание на эту категорию граждан членам микросоветов «частных» улиц и многоэтажных жилых массивов? Узнать, кто из них собирается что-либо делать со своим жильем? И в случае чего присутствовать при заключении любых сделок, касающихся недвижимого имущества, у нотариуса. Чтобы убедиться, что пожилой человек хорошо понимает, что подписывает и какие будут последствия.

Но уж если неприятность, которую правильнее будет назвать настоящей трагедией для пострадавшего, произойдет, его соседям, знакомым, близким и не очень людям не стоит вести себя по принципу «Моя хата с краю». Ведь наверняка они многое знают, слышали, а то и видели. И, дав свидетельские показания в суде, могут помочь восстановить справедливость. По словам адвоката, представляющего в суде интересы В.П. Машкиной, в ее случае добиться правды будет очень нелегко. Хотя свидетелей «море» — в девятиэтажном доме в третьем микрорайоне, где жила Валентина Петровна. В неофициальных беседах люди рассказывают много, а в суд прийти отказываются.

Но ведь в сегодняшней жизни никто ни от чего не застрахован. Где гарантия, что любой из нас не окажется в такой же ситуации? А важные свидетели – соседи и знакомые – в суд не придут. И в выигрыше окажутся мошенники…

Записала В. Негородова